Как бомбили Тамбов: из воспоминаний очевидцев

Всего на город было совершено 26 налётов, 14 из них сопровождались бомбардировками.

Из воспоминаний тамбовчанки Ирины Шмаровой:

Как архиепископ Лука спас мне руку

Конец ноября 1941 года. Преддверие лютой зимы. Мне тринадцать лет, и мне ещё не понятен весь смысл слова «война». Из разговоров взрослых я знаю, что линия фронта приближается к Воронежу. Мой папа тоже там, в действующей армии. От него приходит известие, что он хочет в целях безопасности отправить меня с бабушкой в Иваново. Мы ждём его. Перед его приездом бабушка и я отправляемся на базар, чтобы купить к столу гуся. Голод ещё впереди, а пока на рынке можно купить из продуктов всё, что и раньше.

Тушка гуся уже в бабушкиной сумке, как вдруг в небе стал слышен нарастающий гул. Над базаром низко проносится самолёт, и раздаётся звук стрельбы. Люди в панике бегут кто куда. Торговавшие деревенские женщины кидаются в близлежащие канавы и накрывают головы юбками. Мы с бабушкой бежим в сторону нашего дома (на этом месте теперь здание ВТБ на площади Ленина. — Прим. Веры Батмановой). Уже приближаемся к зданию драмтеатра и собираемся перебегать на другую сторону, как раздаётся страшный гул и взрыв. Мы с бабушкой падаем.

Отрываю голову от земли: бабушка лежит, не выпуская из рук сумку с гусем. Рядом с нами на коленях ползает солдатик, подбирая с разорвавшейся снизки баранки. Поднимаюсь, и мне становится жутко: поодаль на спине лежит мальчик, мой ровесник, с разверзнутым животом, из которого видны кишки. Рядом в раскрывшемся футляре — скрипка. Наверное, он шёл в музыкальную школу. Перевожу взгляд на бабушку и понимаю: с ней что-то не то. Стараюсь её поднять — не получается. Чувствую, как у меня от страха скручивает и стягивает живот, и я опять припадаю к земле. Бабушка очнулась, и мы обе, с гусем в сумке, ползём сквозь кирпичную пыль и обломки в сторону дома.

На улице уже видны санитары с носилками из госпиталя, находящегося в первой школе. Одни из них поднимают бабушку и заносят в дом. Её пальто ниже пояса пропитано кровью. Старенькое, ещё дореволюционное, суконное пальто на густом, набитном кенгурином меху изнутри, стало бабушкиным спасителем. Около сорока маленьких осколков мы потом из него вытрясем и пересчитаем.

Но всё же два крупных осколка достигли бабушкиного тела. Я увидела оголившиеся белые паховые косточки внизу бабушкиного живота и торчавшие в них колом железные осколки… Если бы не то пальто, то тело было бы пронзено насквозь…

То была «знаменитая» осколочная бомба, попавшая в театр. Кроме известных воспоминаний о разрушениях здания театра и гибели в нём людей, могу добавить, что был разрушен и парткабинет, — о чём я слышала из разговоров взрослых, и что наверняка потом умалчивалось из каких-то соображений.

Всё же и я оказалась ранена. При взрыве маленький кусочек кирпича глубоко проник в мой левый локоть с внутренней стороны. Небольшая сначала ранка просто гноилась. Я ходила на перевязку в облбольницу. Грязный бинт мне отдавали, чтобы я его стирала и приносила вновь. Больше двух лет ранка гноилась и углублялась. При обработке иногда вынимали маленькие кусочки начавшей гнить кости. Порой я пропускала перевязки. Как любой ребёнок, я не придавала этому значения. Проследить было некому. Бабушка после ранения плохо передвигалась. Мама, работавшая машинисткой в облисполкоме, с утра до ночи была на работе, а в начале 1944 года была госпитализирована с брюшным тифом в больницу. Около двадцати работников одновременно заразились в столовой облисполкома. В городе поговаривали, что это неспроста, и речь идёт о диверсии.

Очередной раз перевязка была пропущена. При снятии бинта к моему ужасу был обнаружен белый червь. Пришли несколько врачей, в том числе заведующий хирургическим отделением И.М. Берлин, и стали совещаться. Краем уха я уловила слово «ампутация». Мне было велено посидеть. Я поняла, что ждут кого-то особенного. Появился пожилой солидный врач с окладистой бородой. В мою руку было сделано два укола, и он принялся оперировать мой локоть. Благополучно перенеся операцию, я, голодная и измученная, отправилась домой. По пути я потеряла сознание и оказалась лежащей в какой-то канавке на улице Московской. Уже был поздний вечер, и я потихоньку добралась до дома.

Впоследствии я узнала, что руку мне спас архиепископ Лука. И теперь, в преддверии своего десятого десятка лет, широкий шрам с обратной стороны моего локтя напоминает мне об этом великом человеке.

Прим. Веры Батмановой: повествование ведётся от лица моей мамы Ирины Олеговны Шмаровой.

Тамбов прифронтовой

Несмотря на то, что во время Великой Отечественной войны на тамбовской земле не было прямых военных действий, наш край с октября 1941 по февраль 1943 года был прифронтовой зоной. А значит, многие военно-промышленные объекты на территории области подвергались авианалётам, особенно крупнейшая в стране узловая железнодорожная станция Кочетовка.

Впервые над Тамбовом немецкие самолёты-разведчики появились в августе 1941-го, а с октября начались систематические авиационные налёты. Всего на Тамбов было совершено 26 налётов, 14 из них сопровождались бомбардировками.

Так, в докладной записке о воздушных нападениях вражеских самолётов, подписанной заведующим в те времена облздравотделом Абгаром Гаспаряном, сообщается о трёх налётах на Тамбов за октябрь — ноябрь 1941 года. От них погибло 25 и было ранено 57 человек.

Первый налёт, во время которого разрушились жилые дома и убило троих детей, был совершён 11 октября. Второй налёт произошёл 24 ноября на Ахлябиновскую рощу. В «пехотке» бомбы уничтожили штаб училища, склады военной базы. На полустанке 371-й версты разбиты три эшелона. На следующий день, 25 ноября, был совершён третий налёт, отличившийся особенным зверством. На этот раз бомбили центр Тамбова. Смерть настигла двадцать человек: семнадцать взрослых и троих детей. Раненые пополнили госпитальные списки.

От действий авиабомб разрушилось несколько зданий, особенно сильно пострадало здание драмтеатра — бомба упала точно в его правое крыло, также бомбили в районе улицы Карла Маркса, на территории тамбовского автотехникума. Там погибло семь красноармейцев-шофёров. Было разбито до десятка жилых домов. Также было разрушено здание облпроекта, в котором погибло четыре работника.

Воспоминания тамбовчан о тех страшных днях запечатлены в книге «Тамбов прифронтовой» Якова Фарбера.

Так рассказал о налёте 25 ноября 1941 года горожанин Н.Н. Бирюков:

«Наш истребитель отогнал фашистский самолёт от Саратовского железнодорожного моста в сторону ТВРЗ. В срочном порядке по тревоге перегонялся санитарный состав в сторону Ахлябиновской рощи. Немецкий самолёт, заметив передвижение состава, начал его преследовать. Бомбы сыпались одна за другой, но всё больше они попадали не по составу, а по местности, прилегающей к железной дороге. Пострадали одноэтажные дома по улице Уральской, Садовой и Южной».

Самая жестокая бомбёжка случилась 28 июня 1942 года. Её трагическим итогом стали 104 бомбы. О ней поделился воспоминаниями с Яковом Фарбером бывший директор областного краеведческого музея Е.А. Морозов:

«Вечером над городом появилось несколько самолётов «Хенкель-111» и тотчас началось нечто невообразимое: немцы «развесили» осветительные ракеты, и стало видно словно днём. Началась бомбёжка. Город содрогался от взрывов фугасных бомб. По фашистским самолётам, высвеченным прожекторами, стреляли зенитки и пулемёты. Фугасные и зажигательные бомбы были сброшены на железнодорожный вокзал, товарную станцию, заводы «Ревтруд», «Трактородеталь», кирпичный завод и жилые строения».

Военное лихолетье не обошло Тамбовскую область стороной. Сооружение оборонительных рубежей, бомбёжки вражеской авиации, скудные продовольственные пайки, сдача донорской крови и самоотверженный труд во имя Победы — всё это легло на плечи тамбовчан в те тяжёлые годы. За вклад в борьбу с немецко-фашистскими оккупантами в период Великой Отечественной войны город Тамбов был награждён орденом Трудового Красного Знамени.